Л у н а т и к
Сергей Проханов: “За Стоцкую Киркоров мне отдал долг часами за 1000 евро”

Сегодня руководителю Театра Луны Сергею Проханову исполняется 55! Да неужели?! Неужели это тот самый почти мальчик, усатый нянь с ангельской улыбкой? Но с тех пор прошло 30 лет, мальчик вырос. Невинной ангельской улыбки как не бывало. Теперь это довольный собой и упитанный джентльмен, успевающий все на свете: режиссировать, продюсировать, писать пьесы и сценарии, играть самому. Он живет на своей “Луне” и в ус не дует. Хотя усов у него больше нет.
— Сергей Борисович, вы кто — актер, режиссер, продюсер?

— Как-то я смотрел, сидя в оркестровой яме, английский спектакль “Кошки” в Театре оперетты. Взял программку, и там про автора было написано: актер, режиссер, продюсер. Тогда я подумал, что на своей надгробной плите я хотел бы увидеть такую надпись. Я ведь и сейчас продюсирую свой новый фильм.

— А я думал, вы скажете: “Я бы хотел, чтобы меня просто называли Сергей Проханов”.

— Ну, это понятно, пусть меня называют как хотят. Я-то говорил о профессии, а там уж как карты лягут. 15 лет проруководив театром, сейчас я опять немного перехожу в кино. Один фильм снял как режиссер, собираюсь ставить другой.

— Cебя любимого в своем фильме собираетесь снимать?

— Честно говоря, я так и сделал, в своем фильме сыграл небольшую роль. Хотя мог бы выбрать и главную. И в том фильме, к которому сейчас приступаю, тоже наметил себе замечательную роль. Ну а в чужих картинах я уже совсем отвык играть. Не могу, когда мною кто-то руководит. Я теперь сам выдумываю, ставлю мизансцену и уже не могу представить, чтобы кто-то ставил ее за тебя. Люблю сочинять, компилировать разных авторов. Сейчас в театре ставлю спектакль “Роман с бессонной ночью” по мотивам пьес трех знаменитых драматургов. Получается обалденная пьеса! Я не писатель, я круче. Мне бы Остап Бендер чемодан носил.

— Это у вас комплекс, фантомная боль из-за того, что вами в кино помыкали режиссеры?

— Просто я уже не могу говорить чужие мысли. И мне неинтересно, когда режиссер будет что-то показывать, объяснять роль. Я сам здорово показываю, и все это знают.

— Да вы просто осуществленная мечта многих актеров, которые очень хотели бы быть свободными, ни от кого не зависимыми. Только вот не у всех почему-то получается.

— До сегодняшнего дня мне очень везло. Я долго вынашиваю идею, но при этом все время стараюсь идти вперед, ведь застой опасней поражения. И Бог меня не обидел. Приглядывая за мной, он дал мне понять, что я на правильном пути. Конечно, поначалу мне помогала моя популярность. Я открывал любые кабинеты, входил к большим начальникам, которые меня уважали.

— Вы имеете в виду Лужкова?

— Да, и еще Людмилу Ивановну Швецову, ведь она у нас в Москве за культуру. Да в общем-то все знают меня по кино.

— Может, к сожалению для вас, знают только по одному фильму, тому самому. Вот Тихонова часто спрашивают: “Штирлиц — это ваше проклятие?” Для вас “усатый нянь” — это проклятие?

— Это был самый настоящий культовый фильм. То, что сейчас таковым стал, грубо говоря, “Гарри Поттер”, — просто смешно. Тогда за месяц “Усатый нянь” посмотрел миллион человек. Популярность колоссальная. Вся страна была завешана моим лицом. Я каждый день возвращался домой в окружении детей и родителей. Конечно, из-за этого многих ролей не сыграл, имидж мешал... Моим последним фильмом стал “Гений”, где я снялся с Абдуловым. Это был 1991 год.

— Тяжело было решиться уйти?

— Помню, мы сидели на банкете — Смоктуновский, Абдулов и я. А на наш фильм никто не шел, потому что в кинотеатрах стали продавать мебель, автомобили. Кино рухнуло на наших глазах. Вот тогда я и решил уйти. Думаю, то, что я бросил кино, передалось и моим детям. Никто из них артистом не стал. Дочка стала художником по костюмам. Сын — юристом. Так что планета под названием “Кино” была освоена только мной.

— Слышал, ваша дочка стала “Мисс Канары”.

— Да, когда ей было семнадцать лет, мы поехали на Канары, а там был колоссальный праздник, чуть ли не карнавал. И вот ее избрали королевой. Она действительно интересная девушка. И, конечно, могла бы быть актрисой, но… Вообще актерская профессия — на любителя. Здесь надо многое уметь терпеть, приспосабливаться.

— Немного о популярности. Вам не обидно, что, когда произносят фамилию Проханов, большинство вспоминает не о вас, а о другом персонаже, писателе?

— Знаю, мне с Александром Прохановым приписывают какую-то связь, чуть ли не родство. Но мы не родственники, мы даже друг друга не знаем. Хотя дед у меня был цыган, и звали его Тося Прохан. Я не похож на цыгана, но писатель, мой однофамилец, похож. Так что наша фамилия идет от молдавских цыган, и, может, мы с Александром Андреевичем все-таки родственники.

— И на тусовках с ним не пересекались?

— Ни разу. Мы живем на разных планетах.

— А зачем вы ходите на тусовки?

— Раньше приходил туда, потому что нужны были спонсоры для Театра Луны. Потом знакомился на тусовках просто так, для жизни. И еще ходил себя проверить: в хорошей ли я форме, все ли я еще “конь-огонь” или уже нет.

— То есть вам нравится лицом торговать?

— Нет, просто, когда приходишь на киношные тусовки, знаешь, что никто в тебя пальцем тыкать не будет, кругом все свои. И мы можем разговаривать на одном языке. Это то же самое, как раньше в партию вступали.

— А вы состояли в КПСС?

— Никогда. Был, правда, случай, когда меня приняли в Коммунистическую партию Италии. Серьезно, на самом деле! В период перестройки мы с друзьями торговали ансамблями, выезжали за границу и заключали договора.

— Это не то же самое, что торговать девушками?

— Там были девушки, но совсем не то. Это был ансамбль гусляристов. Пришли ко мне, сказали: “Мы знаем, что у вас есть контакты в Италии. Не поможете выступить за границей?” Ну, мы и поехали на итальянский курорт…

— А откуда у вас были связи-то?

— Меня туда пригласил директор банка. Короче, приходим к итальянскому продюсеру. Он говорит: “Я готов платить вашим артистам по тысяче долларов”. Мы стали торговаться. А продюсер в ответ: “Я, как коммунист Италии, не могу позволить дать больше денег. Если у ваших артистов будет больше денег, они будут курить марихуану, а артистки разъезжать на автомобилях с местными мужчинами”. Мой товарищ в шутку говорит: “Так давайте мы тоже вступим в вашу партию”. Продюсер на полном серьезе достает два партийных билета, мы расписываемся и их получаем. После чего я понял, почему итальянская компартия самая многочисленная в Европе: дают всем! Тогда я уже перестал сниматься в кино. Зато раньше, в советское время, кино было очень выгодным предприятием. Тогда торговать кино было то же самое, что торговать водкой.

— Но, как и кино, в перестройку загнулась и водка.

— Да, помню, я тогда в Кремле был, и там выступал Лигачев. По поводу борьбы с алкоголизмом он говорил: “Наша задача — переделать всю Россию”. Слишком много взял на себя Егор Кузьмич.

— Вы в период безвременья чем занимались?

— Организовал кооператив под названием “Маскарад”. Мы артистов возили, стадионы собирали. А помимо этого чем только не занимался, даже целлофановыми пеленками торговал. Тогда все занимались не своим делом. Помню, звонит мне знакомый доктор: “Тебе самолеты не нужны, а то у меня брат в Ташкенте продает?” Но я еще успевал играть на Малой сцене театра Моссовета в спектаклях “Сашка”, “Пять углов”… Я понял все прелести маленького театра и, когда ушел из “Моссовета”, стал делать свой. Выбил себе подвал. Четыре года его отстраивал, копал, расселял, чего-то выбивал.

— У вас была крыша?

— Все было. Меня даже приговаривали. Время было такое, бандитское.

— У вас много врагов, завистников?

— Я от них уклоняюсь. Знаю, есть много злопыхателей, которые не в восторге от того, что я получил новое помещение для театра. Я никогда не любил театральных критиков, потому что почти все они ангажированы. Я их сторонюсь. Зато та новая волна людей, поднявшихся в перестройку, меня понимает. Именно они главные мои зрители, а не так называемая старая театральная Москва. Но, когда я сам устарею, я это обязательно пойму и тогда уеду на дачу насовсем.

— Слышал, к вам в театр вернулась Анастасия Стоцкая. Вы ее взяли обратно без обид, простили?

— Ну, какие могут быть обиды?! Она же моя ученица с семнадцати лет. Она была на третьем курсе, когда я поставил спектакль “Губы”. Играла там главную роль. А Киркоров ее увидел и забрал себе. Я продюсировал фильм, где должны были играть Пугачева, Киркоров, Орбакайте, Стоцкая. А Филипп в это время “Чикаго” ставил и Стоцкую у меня украл.

— Теперь он вам должен за Стоцкую.

— Так он мне за нее часы подарил.

— Дорогие?

— Ну, где-то тысячу евро. Это было на презентации, и он сделал так, чтобы я их выиграл. А потом подходит и говорит: “Ну все, я тебе долг отдал”.

— Настя не рассказывала вам, что у нее случилось там в шоу-бизе?

— А чего рассказывать, я и так все знаю. Когда она от меня уходила, я ей сказал: “Насть, ты — недоучка, тебе бы училище надо закончить”. Но она — человек талантливый, рванула туда, там ведь деньги, слава. А потом бежишь, а тебя и догонять уже никто не хочет. Она наелась этой эстрады. Да и люди там та-ки-е!.. И Настя вернулась ко мне. Так что же я ей скажу — “уходи”? Нет, она моя талантливейшая и любимая ученица. У меня еще Чулпан Хаматова начинала, играла Пятницу в “Робинзоне”. Еще Женя Стычкин был. Бывает же, что люди вырастают из своего пиджака, и чего тут обижаться?

— Вы сказали, что в попсе люди “та-ки-е”... А в театре что, другие?

— Все-таки в театре нужно специальное образование. А чтобы стать эстрадным певцом, не надо заканчивать институт.

— Но про артистов чего только не рассказывают. Что стекло сыплют в туфли конкуренткам, например.

— Это в старом театре было.

— А сейчас что сыплют?

— Ничего. По крайней мере, я об этом не знаю. У нас в театре “демократическая диктатура”. То есть вроде — делай что хочешь. Но если будешь нарушать, тут уж прихожу я — диктатор. Это очень правильная постановка вопроса, считаю, что и в нашей стране так должно быть.

— Но ведь власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно. Вы уже развратились окончательно?

— Ну нет. Правда, симптомы кое-какие за собой наблюдаю. Но вокруг столько дел, что развращаться некогда. Бывает, конечно, что подчиненные слышат от меня некоторые грубые слова, не без этого. Выматываешься все-таки по полной. У нас же 45 детей (детская труппа “Театра Луны”. — А.М.), 67 артистов, 30 профессоров РАТИ, студенты. Попробуйте сохранять олимпийское спокойствие, если каждому от вас что-либо нужно. Они же энергию забирают, вампиры.

— Ну, если это все ваши театральные грехи, тогда вы белый и пушистый. А то ведь в других театрах режиссеры назначают на роль актрис не за красивые глаза. Надеюсь, к вам это не относится?

— Все говорят, что у каждого режиссера есть диван для распределения ролей…

— У вас есть?

— Понимаете, сейчас уже не то время. Вот не понравится что-то актрисе, она раз — и в сериалы убежит. Так что, если пользоваться в этом смысле своей властью, можно одному остаться.

— Говорят, вы своих актрис нещадно штрафуете за каждые полкило лишнего веса.

— Я просто их в этом случае лишаю надбавки к спектаклю.

— А как это происходит? Вот представляю: сидит Сергей Проханов в своем режиссерском кресле у себя в кабинете, к нему в очередь выстраиваются актрисы, заходят по одной, раздеваются и… на весы?

— Нет, никто особо не раздевается. Просто я могу идти мимо актрисы и вдруг вижу, что у нее лишний вес. Тогда сразу зову ее в кабинет… на весы.

— У меня создается впечатление, что вы вообще не любите актеров. Сукины дети?

— Да, сукины дети. Я знаю что говорю, потому что сам оттуда. Вот сидит он передо мной то в одном образе, то в другом, то в третьем. Артист не может не играть. Всегда. Поэтому это не человек, а какая-то иная субстанция.

— Вы влюбчивый человек?

— Конечно. Только раньше влюблялся на тяжелую голову, а сейчас — все больше на трезвую.

— Когда вы говорили о своей популярности, то вспоминали, что за вами бегали дети с родителями. Ну а девушки?

— А как же! Этого добра было навалом. Правда, порядочные девушки за артистами, как правило, не бегают. А фанатки — девки немного странные. И письма писали моей жене. Всякое бывало. Но прошло.

— И как там, на “Луне”, неплохо живется?

— У нас был спектакль про то, что бы спел человек, попавший на Луну. И я играл такого человека и сочинил песенку. Вот припев:

В этом мире счастлив тот,
Тот, кто сел в воздушный флот,
Лег в него, глаза закрыл
И, как облако, поплыл.

Это моя позиция и моя мечта. Ведь лучше ничего не бывает.
 

29.12.2007 00:33
Александр Мельман