Евгений Герчаков: "Полюбите во мне маньяка"

Сразу в двух российских театрах поставлены музыкальные спектакли, в которых главную роль играет народный артист России Евгений Герчаков. Мыслями о своих последних спектаклях, об особенностях жанра мюзикл, о великом Шекспире и о маньяках на сцене Евгений Герчаков поделился с обозревателем Страны.Ru Марией Свешниковой.

- Евгений Аркадьевич, вам недавно был присвоено звание Народный артист России. За что вас "повысили"?

- Не знаю. Скажу честно, просто не знаю.

- Расскажите хотя бы, как происходило награждение.

- А его еще не было. Более того, я вообще обо всем узнал случайно. Недавно кто-то из нашего театра сказал мне: "Евгений Аркадьевич, тут был звонок, что вы стали народным артистом". Я говорю: "Это передача "Розыгрыш"?" "Нет, не "Розыгрыш". Я говорю: "Что, по звонкам дают народных артистов?" "Да нет, точно, подтвердили". Тогда я действительно позвонил своей знакомой, которая имеет доступ в администрацию президента, а она позвонила в наградной отдел: "Скажите, Евгений Герчаков у вас проходит на звание народного артиста?" "Да, он получил народного артиста. Был Указ президента от 27 декабря 2005 года". А я об этом узнаю 8 февраля. Сейчас исправляют все наши программки, афиши, это очень забавно.

- В Театре Луны идут премьерные спектакли мюзикла "Лиромания", созданного по трагедии Шекспира, в театре "У Никитских ворот" также премьера и также мюзикла "Viva, парфюм" по роману Патрика Зюскинда "Парфюмер". Разве недостаточно пьес комедийного жанра для создания мюзиклов?

- В основе почти всех наиболее сильных мюзиклов лежит драма, если не трагедия, например, "Фантом Оперы" или бродвейский мюзикл Элтона Джона "Аида". Все остальное - это такая американская оперетта типа "42-й улицы" или "Чикаго". На самом деле мюзикл предполагает мощный драматический сюжет. Например, "Губы" - мюзикл, написанный композитором Журбиным по мотивам романа Набокова "Камера обскура" - его пытались в свое время обвинить, что это "паршивая оперетта". Но "Губы" - спектакль абсолютно не опереточный, там нет ни одной опереточной ноты. Там есть сюжет, который больше всего держит спектакль, а музыка лишь поддерживает драматургию. И петь это тоже не так-то просто.

- Правда ли, что Александр Журбин написал "Лироманию" специально для вас?

- Да, это правда, это был заказ Сергея Проханова. Я помню, как мы сидели на "Кинотавре", выпивали, и Проханов начал рассказывать, что собираемся ставить "Лироманию". Тогда один человек из нашей компании, не подозревая, что рядом с ним сидит будущий Король Лир, говорит: "А кто играть-то будет? В каком жанре?" "Рок-опера" "Да ты сдурел, Проханов! Кто это сможет спеть!" Он говорит: "Женя Герчаков". Тот на меня посмотрел с такой какой-то саркастической улыбкой и говорит: "Тоже мне Мамонт Дальский! Ха-ха-ха!". А Мамонт Дальский был великий русский трагик, такой двухметрового роста с громовым голосом, люстры гасли, когда он начинал разговаривать.

- Чем обернулась "Лиромания"? Что это за проект?

- С одной стороны это большущий эксперимент, потому что сценарий написан по Шекспиру, а это всегда не просто. Во-вторых, я все же претендую на то, что это не совсем мюзикл, а больше рок-опера. И третья ее особенность - то, что спектакль делает русский коллектив и русский композитор. Так что это эксклюзив. Хороший, плохой или гениальный, но это эксклюзив. Либретто было переделано Прохановым, потому что Журбин свое либретто привез из Америки. И по ходу работы родилась интересная идея с королевой (как тень отца Гамлета), которая поначалу вызывает недоумение, а потом прекрасно люди понимают: для того чтобы открыть тему любви Лира, его жизни, мы ввели ее совершенно правильно. Кроме того, наш мюзикл создан "по мотивам", так что мы имели право все, что угодно придумать, и никто нас за это не осудит.

-У вас есть объяснение тому, что российские мюзиклы более удачны, чем кальки с иностранных, даже самых удачных проектов? Таких, как "Кошки" или "Нотр-Дам".

- Русский зритель любит сопереживать, он не может смотреть "Чикаго", потому что все это ему на фиг не нужно. Нет, конечно, обязательно в зале будет присутствовать 50 человек, которые будут получать кайф просто оттого, что они либо уже сидели, либо вскоре сядут, поскольку действие, как известно, происходит в тюрьме. Нам же, нашему зрителю нужно, чтобы все было по душе, по какой-то русской наивности, а иногда и глупости или ходу сердечному, чего в западных спектаклях нет, потому что они живут, как известно, совершенно по другим принципам.

- В России огромное количество молодых артистов, талантливых или менее талантливых, но на главные роли во всех российских постановках приглашают вас. И, если в "Лиромани", вы играете отца, то в "Парфюмере" ваша роль - молодой маньяк.

- Ну, я, видимо, просто дождался своего часа, потому что я всегда себя ощущал бродвейским артистом. Я даже не знал, что это такое, я никогда там не был, но когда я увидел, услышал, я понял: Бродвей - это мюзикл, это там, где артисты поют, и играют и двигаются одновременно, и делают это порой на очень высоком уровне. А так как у нас не было школы мюзикла и бродвейского артиста, я не мог себя причислить к этим людям априори, но где-то внутренне я понимал, что я - могу. Но у нас была только оперетта, а оперетта для меня малоинтересна, потому что это маска, потому что в оперетте из меня всегда хотели сделать комика, потому что с моим острохарактерным лицом это элементарно. И я был бы комиком, стопроцентным, самым крутым, но мне хотелось играть разные роли, хотелось сломать стереотип своего "амплюа", как говорила моя мама. Думаю, что я пошел правильным путем, не изменив себе. Я проработал в "Эрмитаже" 12 лет, очень экспериментальном, эксцентрическом, комедийном, гротесковом театре. Я провел 10 лет в Театре советской армии - немножко натуралистическом театре, и вовремя пришел к ситуации, когда в стране появились мюзиклы. Потому что такие актеры, как Андрей Миронов, сейчас бы были настолько в них востребованы. Ведь он же просто создан для мюзикла! Это его жанр. А он успел только в кино пропеть "Весь покрытый зеленью" или "Кто на новенького". Люся Гурченко - абсолютно бродвейская актриса, но годы, к сожалению. Ну, а я существую, и то, что так сложилось, это говорит, наверное, о том, что я умею держать удар временем - мне нужно было вытерпеть, выдержать, остаться именно в Театре Луны. Это современный театр, он современный по духу, по стилю, да еще и не бытовой, что очень, видимо, совпало с моей природой.

- Что для вас, человека с классическим образованием, прочитавшего Шекспира задолго до мюзикла о короле Лире, было сложнее всего принять?

- Во-первых, полная неожиданность - увидеть свою жену, которая уже умерла.

- Но жену-то ведь вы придумали.

- Да, лукавлю, конечно. Но этот момент тоже надо сыграть на сцене. И это важно для зрителей. Наверно, сложнее всего сыграть любовь, потому что ее же не сыграешь. Любовь сыграть нельзя, надо любить. Надо уметь любить вот в эту секунду, в этот момент. А еще сложнее - любить своих детей. Там по сюжету разворачивается конфликт между отцом и дочерьми настолько яркий, настолько сильный, что является главным конфликтом всей пьесы, и необходимо умение, чтобы не стать злым, непримиримым, мерзким стариком, брюзжащим о том, как все плохо и какие плохие дети. Я играю совершенно другого человека. Я бы даже сказал, что я не играю, а существую. Это я, это Герчаков в предполагаемых обстоятельствах. Мало того, для того чтобы попасть прямо в "яблочко" этой роли, я родил третьего ребенка. Я родил третьего сына буквально в тот период, когда начинались репетиции, чтобы "зазерниться", как говорил Станиславский. Это действительно помогло мне сыграть свою роль.

-"Губы" идут с большим успехом уже 3 года. Судя по тому, как началась "Лиромания", и то, что этот мюзикл в следующем году выдвигается на "Золотую маску", он явно будет приветствоваться зрителем не меньше. Одновременно с "Лироманией" вышел и "Парфюмер". И вот тут, честно говоря, обуревают большие сомнения, что у него будет долгое будущее. Что вам было интересно в этой роли?

- Мне было интересно сыграть этого совершенно сумасшедшего человека. Правда, мюзикл к роману не имеет никакого отношения, тем более, действие перенесено в Россию. Но я подумал, если я в "Бригаде" не снялся, то почему бы не сыграть "Viva, парфюм!", тем более что музыка романтизирует моего героя. Мне совершенно не интересно изучать тип этого маньяка, но с точки зрения профессии это поучительно. Там приглашена хорошая артистка - Теона Дольникова - молодая, одаренная певица. Она пела в сильном спектакле "Нотр-Дам", который мне очень не понравился в нашей версии. Я видел его во французской версии, и я почти плакал на арии Квазимодо в исполнении Гаро, а, когда смотрел на родном языке, мне было скучно, неинтересно и никто меня не тронул ни одну секунду.

- Вы знаете, почему так получается, что никому неинтересно?

- Да ничего там не было! И вся хромая пластика и костюмы напоминали мне театр Полунина. Они думали, что за этим гримом странным, за этими костюмами и за музыкой можно спрятаться и ничего не делать, не тратить себя. Вот в этом-то и был прокол. Потому что когда я смотрел, как поет Гаро на французском языке, у меня слезы подкатывали. Я ничего не понимаю, только вижу эти глазищи и как он пробивал голосом. А вижу нашего артиста и ничего не трогает. В "Парфюмере" мне было интересно, смогу ли я, играя маньяка-убийцу, сделать так, чтобы меня полюбили зрители. В этом была моя главная задача. Ужасная, между прочим, задача, страшная, только маньяк может поставить ее. Но каждый артист - это маньяк, если, получая российские гонорары, он продолжает выходить на сцену. Мне было интересно, сможет ли меня зрительный зал полюбить, понять его растерзанную, разорванную душу. Ведь этот человек родился вопреки, а все дети, которые рождаются не по любви, как правило, это несчастные люди. Это почти закон. Даже могут стать очень известными политическими деятелями, полководцами, но по большому счету это несчастные люди, потому что ребенок должен рождаться в любви. И этот Гренуй, а в нашем спектакле "Андрэй" тоже родился "вопреки". И задача так сыграть, так прожить, чтобы зрительный зал его полюбил, и, может быть даже пожалел. Впрочем, у этого спектакля есть и достоинства, и какие-то недостатки.

- Думаю, что так можно сказать про любой спектакль.

- Конечно. Знаете, это как люди. Когда говорят хороший человек или плохой человек? Юрий Олеша сказал: когда в человеке больше хорошего, он хороший, а когда больше плохого - он плохой. Если в спектакле больше плохого, он плохой. Но это не мне судить, находясь внутри спектакля, ты не можешь быть объективным. Но и кричать: "Руки прочь от "Парфюмера"!", - я не могу.

- На своих спектаклях, как бы вы к ним не относились, вы выкладываетесь полностью. Играете "по-настоящему". А вы чувствуете реакцию зала?

- Да, конечно. Если бы я ее не чувствовал, я бы не знал ответа на вопрос "зачем вы это играете?"

- Это называется контакт со зрителем?

- Да, это есть, безусловно. Я не могу сказать, что со всем залом в 900 человек, но в конце концов единение как-то происходит, и я его чувствую. Знаете, даже если зал понимает, как мне непросто существовать в этом спектакле, уже здорово.